► Аудио

ВЕЛОГОНКА В КЛУБАХ РАДИАЦИИ

Сегодня 31-я годовщина Чернобыльской трагедии. Сколько бы ни прошло после нее она, наверное, еще очень долго не исчезнет из памяти людской, а, возможно, останется в ней навсегда. Эти заметки, автором которых является Михаил ШЛАЕН, попробуют вернуть к некоторым событиям той трагической весны 1986 года. Михаил Григорьевич входил в группу организаторов Велогонки мира, весьма известного и популярного веломарафона (некий социалистический аналог буржуазной "Тур де Франс"), связывающего в разной последовательности столицы ГДР, Польши, Чехии.

В тот год ее маршрут решено было расширить этапами по нашенским дорогам и для старта избрали столицу Украины. Она, в ожидании большого спортивного праздника, готовилась тщательно; именно здесь в первые майские дни предполагался пролог, затем еще несколько этапов, после чего самолетами гонщиков, судей, всю обслугу вместе со всей объемной поклажей должны были на три недели вернуть в привычное восточноевропейское шоссейное русло и запустить по кольцу Варшава – Берлин – Прага.

Ранним утром, едва пересек порог своего кабинета в союзном Госкомспорте, где тогда работал, как заглянул Рудольф Федорович Незвецкий, возглавлявший Управление пропаганды.

- Михаил, нас с тобой направляют на велогонку по линии, так сказать, ее информационного-пропагандистского обеспечения. Выезжаем 2 мая.

Обычно переполненный, фирменный скорый поезд за №1, на который достать билет было подвигом, в основном по брони в специальных кассах, укатил из Москвы полупустым. В вагонах повисла гнетущая тишина, редкие пассажиры полушепотом излагали друг другу свои догадки, но взаимная подпитка была скорее на уровне слухов. Толком никто ничего не знал. Мы с Рудольфом Федоровичем мало отличались от них: кое-какой информацией владели, но не больше, просветить на месте нас должен был Виктор Григорьевич Вершинин, блестящий в прошлом велосипедист, из славной когорты первых наших победителей велогонки Мира. Сейчас на нем лежали обязанности одного из главных организаторов.

Праздник Первомая. Как всегда, народ массово высыпал на улицы. Полно детей. Демонстрация, толпы ликующих людей, гулянье и веселье в парках. Внешне никак не пахло грозой, но она уже гремела, насквозь пронзила воздух своими отравленными радиоционными стрелами-парами. Европа, куда гонимые сильным ветром поплыли зараженные облака, уже вовсю гудела в напряжении и возмущении. У нас тишь да благодать, ничего не знаем, не ведаем, какая еще авария.

С вокзала до гостиницы "Спорт" добирались на присланной за нами машине. Хотели опустить боковые стекла, чтобы лучше разглядеть принарядившийся город, но шофер, каким-то образом учуявший уже всю опасность свершившегося, в ярости зашипел с переходом с русского на украинский: "Ни в коем случае, если вам своей жизни не жалко, поберегите мою. Я маю двох маленьких дытын, мени треба их ще на ноги пидставиты". Мы с Незвецким переглянулись, поняли из водительского спича, что обстановка действительно непростая, коль такая реакция, и дальше ехали молча.

Встретивший нас у входа в гостиницу обычно спокойный, уравновешенный Вершинин был крайне возбужден: "Братцы, помогайте нам, делайте все возможное, жмите на все педали, рулите, как хотите, но кровь из носа десять команд обязаны быть на старте, иначе нам каюк, гонку по регламенту придется отменить".

Затем, внезапно понизив свой зычный бодрый командирский голос, он кратко, в телеграфном стиле, в общем дозированно сообщил о случившемся. Если честно, до меня (наверное, как и для многих, кто был причастен к организации соревнований) поначалу с трудом доходил смысл слов и реальность того, что скрывается за понятием – радиация. Такой красивый небесный шатер над головой, вовсю цветут каштаны бело-розовыми бутонами, по висячему мосту через Днепр спешат на песчаные пляжи любители раннего загара. Где она, эта чертова радиация, там витает, где ее следы, запах? Ничего же нет. Словом, никакого страха не испытывал. Нервная дрожь стала бить потом, когда постепенно стали осознавать масштаб бедствия и его последствия. Полтораста километров от Чернобыля до Киева не расстояние, способное обезопасить от самой масштабной техногенной катастрофы на Земле, что говорить тогда о тех, кто оказался в самом пекле, - молодых курсантах-пожарных, вертолетчиках, доблестной милиции и армейских подразделениях. Герои они все, спасибо им.

- А теперь не теряйте даром время, ноги в руки и быстро за кагором, - оторвал нас от разных мыслей Вершинин, - магазин за углом, скажите, что с велогонки, назовете пароль (он назвал пароль, который, к сожалению, я с годами запамятовал).

- Виктор Григорьевич, с какой радости, да и вообще, мы не пьем вино.

- Не пьете - так будете пить. По стаканчику в день. И не с какой радости, а так нужно, рекомендация врачей. Их слушать надо, а не брыкаться.

Побросав в холле вещи, рванули по указанному адресу и… опоздали. Продавщица, гарна дивчина с золотистыми волосами, упрятанными под косынку, чуть ли не с порога огорошила: нема кагору, ваши все уже разобрали. Берите водку. Нет, стойте, на водку отдельный список, вас там не бачу. Водка только иностранцам.

Это был единственный раз за всю командировку, когда мы расхохотались. Было не до смеха, когда в зоне старта близ консерватории или, изучая дистанционную запутанную петлю, завязанную в тугой узел на киевских улицах, те, кому полагалось быть осведомленнее, нам строго под секретом, чтобы не прознали иностранцы, показывали прибор с истинными цифрами радиации. Они существенно расходились с теми, что выдавал дозиметр для официальных сводок, появление которых сопровождалось заверением по радио высоких должностных лиц: мол, все в порядке, ситуация под жестким контролем.

К слову о возвращении в гостиницу. Это была отдельная песня, точнее ритуал, который, однако, при всей его, как нам казалось, нелепости, требовалось неукоснительно выполнять. Нам строго настрого наказали: очутившись в своем номере, быстро сбрасывать одежду и – под горячий душ. Десять, двадцать раз выбегаешь по делам на улицу – десять, двадцать раз мойся. Никогда еще в жизни я так часто не пользовался ванной и душем. Если еще продолжить о житье-бытье, то скажу, что нас с Рудольфом Федоровичем тоже "приравняли" к иностранцам и выделяли на брата по одной бутылке водки на два дня. Столько, естественно, мы осилить не могли, работать же надо, бутылки так и стояли в номере неоткупоренные…

Самым разумным было отменить гонку на нашей территории, а может, и всю. Но как, когда столько вбухано в организацию, когда на кону престиж не просто отечественного спорта, а всей страны. Столько времени президент союзной и одновременно международной любительской федераций велоспорта Валерий Сергеевич Сысоев и его подопечные добивались, чтобы она завернула к нам. Нет, с подобным решением согласиться было нельзя. Старая площадь в Москве (олицетворение ЦК КПСС) внимательно следила за развитием событий.

По мере приближения старта Вершинин и его коллеги уже не ходили, а бежали мрачнее самой черной тучи – никак не набиралось необходимого минимального кворума, а время для подачи заявок катастрофически истекало. Лишь в поздний вечер, в самый канун гонки,все мы, организаторы, перевели дух, когда "на флажке", незадолго до полуночи, в Киев прибыли финны, обеспечившие обязательное количество участников.

К сожалению, большого праздника не получилось. Прежде весь веломарафон от начала до конца всегда в избытке сопровождала пресса. На сей раз не было наплыва, отпугнула (что вполне объяснимо) вероятность получить дозу и заработать лучевую болезнь. Не знаю, какой точно диагноз был подведен под преждевременную (спустя десять лет после той гонки) смерть в самом расцвете сил и таланта пышущего здоровьем и энергий фотокора ТАСС Валерия Зуфарова, но предполагаю, что она во многом была связана с Чернобылем. Он прикатил в Киев к старту велогонки после того, как на вертолете много раз облетел атомную станцию и запечатлел для истории все, что там произошло.

Не баловали гонку своим присутствием руководители спорта стран-организаторов. ГДРовского, герра Эвальда, объявившегося утром в день старта, "под парами", на стреме ждал самолет: несколько приветственных слов на официальном открытии – и назад в аэропорт. Не сомневаюсь, не случись того, что случилось, примазаться, ухватиться хоть за краешек славы уж точно нагрянула бы толпа наших партийных и иных руководителей разного ранга. Сколько их соотносили себя с организацией Московской Олимпиады, хотя практически были далеки от нее. Еще бы: Игры-80 открыли новую яркую страницу в биографии отечественного спорта и как не вписать в нее свое славное имя.

В принципе веломарафон -86, расширив свои границы, с мощным составом участников в каждой гонке тоже должен был существенно повлиять на развитие мирового велоспорта. В перспективе она могла стать не только аналогом, а и конкурентом, и довольно серьезным, "Тур де Франс", а уж "Джиро" и "Вуэльты" подавно, и наверняка привлекла бы на старт весь "капиталистический велобомонд". Неоднократные чувствительные поражения от спортсменов из лагеря социализма на шоссейных чемпионатах мира били по самолюбию и призывали ведущих западных мастеров колеса к реваншу.

Очень жаль, что из-за трагических обстоятельств не удалось благодаря спорту прорвать еще одну брешь в тогдашнем идеологическом железном занавесе, и марафонской велодуэли Запад – Восток на нашей территории не состоялось. Да и учредители гонок Мира больше уже не возвращались к их проведению в формате, который был задуман для многодневки – 1986, а со временем, когда рассыпался социалистический лагерь, и сами эти состязания заглохли. Тем не менее, как из песни слова не выкинешь, так и из истории мирового велоспорта не выдернешь страницу о той велогонке Мира.

… Скорый поезд, которым мы с Незвецким возвращались в Москву, на сей раз был набит битком, в основном детьми с родителями. В одно наше купе набилось, наверное, человек десять. Как могли, разместили всех на четырех полках.

- Ребята, помогите моим, они в Ярославль едут, жена же моя волжанка, из тех мест, - попросил нас Михаил Макарович Бака, тогдашний председатель Спорткомитета Украины.

На Киевском вокзале поджидали автобусы, чтобы развести всех, кому нужно, по столичным вокзалам. Семью Бака мы усадили в машину, которая нас встречала, и сопроводили до Ярославского вокзала. Тепло распрощались и отправились на работу в Госкомспорт. Во всю уже шла подготовка к Олимпийским играм в Сеуле.

Михаил ШЛАЕН