Всем нужны не слова, а медали

Кажется, и после отъезда немца из России долго не утихнут споры о том, чего больше привнес Пихлер в отечественный биатлон: добра или зла. А пока на ту же тему рассуждает он сам. Излагая как всегда неординарное личное мнение и затрагивая попутно немало других вопросов.

– Довольны условиями, в которых живет и тренируется команда?

– Абсолютно. Я здесь четвертый раз, видел, что было. Теперь вижу, как стало. Супер! Нас все устраивает, придраться не к чему. Да я и не сомневался в том, что все будет организовано как надо. Мы живем в самой лучшей Олимпийской деревне из всех, что я видел на пяти своих Играх. А пешие прогулки на стадион и обратно вызывают во мне восторг.

– Почему сборная решила жить не в стильных бревенчатых домах на 10 человек, а в общем отеле, расположенном в верхней Олимпийской деревне?

– Мы не меняли планов. Решили жить в отеле еще в сентябре. Посмотрели комнаты – всем понравилось.

– Из домиков пришлось бы выходить на приемы пищи. Из тепла – на холод. Может, дело в этом?

– Мы жили там раньше, домики тоже прекрасны. Но выбрали отель. Комфорт спортсменам в Красной Поляне обеспечен повсюду.

– Что вы почувствовали, когда узнали: из шести гонщиц, отобравшихся в сборную, четыре – ваши, "пихлеровские"? Гордость?

– Сейчас уже не из шести, а из пяти: Старых покинула команду. Я тренировал Зайцеву, Глазырину, Шумилову, Романову и Слепцову. Кроме одной, все в сборной. Значит, проделана не такая уж плохая работа.

– "Пихлер доказал, что он сильный тренер", – посещают вас такие мысли?

– Посещают другие. Мы работали планомерно, день за днем. Были спады и подъемы. Возникали непростые ситуации. Но выводы позволит сделать только Сочи. Потому что всем нужны не слова, а медали. Вы их хотите, и я тоже.

– Кто из ваших леди сейчас находится в наилучшей форме?

– Сложно сказать. В субботу мы провели тяжелую тренировку, и все выглядели здорово. Остальное станет ясно уже после двух стартов. Но я всегда говорю, что я – "оптимистиш". Мои спортсменки находятся в хорошей форме. Не худшей, надеюсь, чем перед прошлогодним чемпионатом мира, когда мы вели борьбу за медали.

– Обычно в своих заявлениях вы сначала "оптимистиш", потом "реалистиш", а затем пускаете в ход слово "катастрофа". В Сочи нам тоже этого ждать?

– Мы по-разному понимаем слово "катастрофа". Для меня четвертое или пятое место – не катастрофа. А для русских – да. Но моя группа фармакологически чиста, и в этом кроется большая разница. Когда все шло ни так, ни этак, пресса сильно клевала группу Пихлера. А теперь моих гонщиц в команде четверо, и мы на что-то надеемся. Именно поэтому я смотрю в ближайшее будущее с оптимизмом. Не могу дать гарантий того, что мы окажемся на подиуме. Могу лишь обещать, что сделаем для этого все возможное.

– Можно ли, по-вашему, быть "чистыми" и быстрыми?

– Конечно. Мои девушки именно такие – "чистые" и быстрые. Не верите во второе? Зря. Шумилова в Антерсельве была по скорости всего лишь в 22 секундах от самой быстрой соперницы. При этом она "чиста".

– Что скажете о Зайцевой-2014?

– То же самое: у нее нельзя найти допинг. При этом Зайцева в хорошей форме, она как минимум не уступает самой себе в сравнении с лучшими моментами прошлого сезона. У нее и в этом Кубке мира были отличные гонки. Ровным выступление Зайцевой назвать сложно, однако тому есть ряд объективных причин. Отмена стартов из-за тумана, например. На последнем предолимпийском этапе в Антерсельве не хотелось рисковать, поэтому Зайцева пропустила спринт с преследованием.

– Как отсутствие Ирины Старых повлияет на наши медальные перспективы в эстафете?

– Никак.

– Почему?

– Она остановилась. Ясно, о чем я говорю? Она уже не бежала так быстро, как на старте сезона. Уважаю кодекс WADA и не могу сейчас говорить больше. Да и невозможно знать, как все повернулось бы, будь Старых в команде. Она могла пробежать хорошо, могла плохо. Нельзя исключать и того, что в случае обнаружения допинга после эстафеты была бы дисквалифицирована вся четверка. Или, напротив, со Старых после вскрытия пробы "В" могут снять подозрения. Как я могу сказать, что было бы, если?.. Но с учетом Романовой и Шумиловой, которые бежали на двух первых этапах отмененной гонки в Антерсельве, а также Глазыриной, у нас есть из кого составить эстафетную четверку.

– Что происходит с Романовой, которая после Нового года переживает заметный подъем?

– Ничего необычного. Романова – опытная и сильная, я всегда в нее верил. Но ей не везло. Сначала она каталась на лыжах Atomic, и это было катастрофой. Потом заболела. А в этом году начала работать в моей группе, выполняла нагрузки высокого уровня. Так что ее подъем – не сюрприз. Романова – отличный стрелок и может показать неплохой ход. Она по праву вошла в сборную. При этом не стоит забывать, что Яна – одна из пяти, не более того. Но и не менее.

– Лыжи Atomic действительно настолько плохи?

– Я этого не говорил. Они не подходили Романовой, вот в чем суть. А еще ей нужно немного удачи.

– Для российской сборной в Сочи привезены новейшие шлифтмашины, определяющие и задающие нужную структуру скользящей поверхности компьютерным способом. Они действительно дают преимущество?

– Посмотрим. По крайней мере я на это надеюсь, хотя и не специалист по эксплуатации таких машин.

– Но у вас в руках секундомер – лучший индикатор любых новшеств!

– Это так, но вот вчера, например, тренировка прошла в тумане и не ответила на ряд вопросов. Дождемся гонок – они вынесут самый верный вердикт.

– Как отразилось на настроении команды обвинение в приеме допинга, выдвинутое против двух россиянок?

– Если смотреть правде в глаза, речь идет не о моей группе. Поэтому мы остаемся сильными и спокойными. Приятного тут мало, однако пропускать через себя такое в преддверии важнейших стартов – неправильно и непрофессионально. По большому счету это не наша проблема. А вот Михаила Прохорова с Сергеем Кущенко лично мне жалко. Они эту новость, которая, правда, требует официального подтверждения, восприняли очень тяжело, потому что действительно боролись с допингом.

Сейчас европейская пресса почему-то просит у меня объяснений. Но если это не имеет отношения к моей группе, что мне сказать? Объясняю, что есть два подразделения с разными тренерами, что за всем этим точно не стоят Прохоров и Кущенко, и что проблема не носит системный характер. Два человека под подозрением. А если взять сборную, то один человек. Это ведь не вся команда!

Много лет говорю, что ненавижу допинг. И за три года в России успел убедиться: здесь с ним борются. Уверен в своей группе, потому что каждый день смотрю в глаза врачам, спортсменкам. А вот Юрьевой всегда не доверял, если честно. И считал ее опасной для всей русской команды. Вообще этот случай сильнее ударит не по результатам, а по имиджу. Теперь, если мы выступим удачно, на нас обязательно покажут пальцем и произнесут: "Это неспроста". Понимаете? Вот что самое страшное. Нас будут постоянно подозревать! Все это очень печально для России.

– Стресс у остальных может быть не только из-за имиджа. Возможно, подозреваемые – близкие подруги других сборниц. А это большое расстройство.

– Я не очень хорошо знаю Старых. Тренировалась, здоровалась. День рождения мой отмечала 23 января вместе со всеми. И мне жаль ее по-человечески. Но для меня есть разница между Старых и Юрьевой. Не имею права говорить обо всем, как о свершившемся факте, но повторное обнаружение допинга, согласитесь, не то же самое, что первое. Именно поэтому я все три года в России твердил своим спортсменкам: никакого допинга, исключить, не связываться, стыда не оберетесь. Я добился понимания. Хотя оно и раньше было. Что можно сказать, к примеру, про Зайцеву, кроме того, что это честнейшая гонщица и в высоком смысле слова атлет?

– Вы подозревали, что перед Играми в сборной России может выплыть на свет что-то допинговое?

– Я этого не ждал и не хотел. Однако к Юрьевой относился настороженно.

– Располагали какими-то фактами?

– Шестое чувство, интуиция. А потом она была очень разная на разных этапах, если говорить о лыжном ходе. Когда ты видишь, что в Остерсунде она летит, а в Хохфильцене идет по трассе пешком, невольно начинаешь думать: "Тут что-то не так". Ведь ты знаешь примерный уровень спортсмена и его возможности.

– На ваш взгляд, WADA и IBU действительно следят за российской сборной с каким-то особым, повышенным вниманием?

– Нет, конечно. Это специфическое русское мировоззрение – считать, будто весь мир против России. Работая здесь, я бы очень хотел разубедить вас в этом. Ну какой может быть заговор, если пять лет назад в русской сборной был большой допинговый скандал? Конечно, за такой командой станут наблюдать пристальнее, чем за другими. Не давайте повода, и поверьте, вам будет все равно, сколько проб в неделю у вас берут. Докажите делом, а не словом. В России, кстати, сейчас так и происходит. Министерство спорта и федерации ведут серьезную борьбу с допингом, он идет на убыль. Конечно, это нелегкий процесс. Во-первых, в России каждый чувствует себя биатлонистом – так мне порой кажется. Что хорошо и плохо одновременно. Во-вторых, у вас в стране очень сложно перемешаны политика, спорт, деньги и амбиции. Но судя по тому, что я видел в последние три года своими глазами, биатлон очищается. Об этом говорит хотя бы та реакция в обществе, которую вызывают допинговые разоблачения.

Наша же задача сейчас – готовиться, надеяться, получать удовлетворение от уровня безопасности, который обеспечен в Кавказских горах, и верить в благополучный исход для Старых.

– Вам не кажется, что между допингом и деньгами в спорте существует прямая связь?

– Не всегда. Иногда победить любым путем пытаются ради славы. Деньги же удерживают в российском спорте слишком много достигших потолка ветеранов, что перекрывает дорогу молодым. И это тоже проблема.

У Пихлера зазвонил телефон. Он ответил по-немецки. Потом пожаловался:

– Звонят по десять раз в день. "Зюддойче Цайтунг", "Шпигель", "Цайт". Всех интересует Россия, Олимпиада, биатлон.

– Как вы думаете, мы одни такие подозрительные? Белые биатлонные вороны в окружении чистых, как слеза, сборных?

– Я не выделяю Россию из общего ряда. Все, о чем мы сейчас говорим, – единичные, а не массовые случаи, от которых никто не застрахован. Страшно, когда допинг становится системой.

– Но любой, кто следит за биатлоном, имеет право на такие же сомнения, как ваши, по поводу Юрьевой. То бегут, то не бегут... Не люди – целые команды. Причем не российские.

– Поймите правильно, я не могу это комментировать.

– Стоит ждать, по-вашему, других допинговых скандалов в Сочи?

– Не сейчас. Возможно, лет через пять. Или восемь. Столько, кажется, хранятся олимпийские пробы?

– Вы часто говорите о давлении на вас российской прессы. Но вам-то что с того по большому счету? Зачем тратить на это нервы?

– Я немолодой, сдержанный и достаточно тяжелый человек. Но я не железный, мне тоже свойственны эмоции. К тому же я никогда не возражал против профессиональной критики. Проблема в другом. Допустим, меня критикует телекомментатор. "Пихлер плохой, тупой, никчемный". Это продолжается неделю, три, пять. О’кей. Но когда я слышу это постоянно, задаю себе вопрос: "Может, он просто не разбирается в биатлоне, этот критик?" Как можно не видеть того, что у нас не суперкоманда и не полный шлак, а нормальная, крепкая, конкурентоспособная сборная? Возможно, русским этого мало. Но это, извиняюсь, уже немного другой вопрос. Я просто честно делаю свое дело, выжимаю из спортсменок максимум. Такая у меня работа, и я вовсе не Господь Бог, хотя и выиграл что-то в этой жизни как тренер.

Коровина, слышу я, в этом сезоне не так хороша, как в прошлом, – и это вина Пихлера. Юрлова не стала знаменитой чемпионкой – вина Пихлера. Все плохое в российском биатлоне – вина Пихлера. Как мне реагировать, если я читаю и слышу о себе дерьмо? Критики-дилетанты есть в каждой стране, и они для меня – ноль, пустое место. Но они влияют на общественное мнение, что значительно хуже.

Несмотря на это, Россия мне нравится все больше и больше. У меня появились здесь настоящие друзья.

– Статьи в российской прессе вам переводит помощник Павел Ростовцев?

– Нет, я пользуюсь программами перевода в интернете.

– Вы действительно готовы вернуться к работе на немецкой таможне после завершения контракта с российской сборной?

– В этом нет ничего предосудительного. Хорошая работа.

– Но вам 59.

– Офицеры таможни служат до 65. Ситуация вообще складывается для меня шикарно. Я смогу делать все, что захочу: продолжать тренировать или вернуться на баварскую таможню, что позволит мне наконец наиграться в теннис. Ведь работа в офисе на полставки будет отнимать всего 20 часов в неделю. То же самое можно сказать о Ростовцеве. У нас обоих есть альтернатива – сменить давление и стрессы на личную свободу. Российские тренеры, мне кажется, в несколько другой ситуации. Они сильнее привязаны к своим контрактам.

– Правда, что вы ведете переговоры со Шведской биатлонной федерацией на предмет возвращения в сборную этой страны?

– Да, я могу вернуться. Так же, как и остаться. Или выбрать другие варианты: помимо шведского у меня есть еще два предложения о сотрудничестве.

– От кого?

– Не скажу. Но отношения со шведами были и остаются очень хорошими. Можно даже сказать – дружескими. Так что в карьерном плане у меня все зер гут.

– Вы в курсе того, что впервые в российской истории наши биатлонисты не выиграли ни одной личной гонки на этапах, предшествующих чемпионату мира или Олимпиаде? Хотя раньше этих этапов было три, четыре, пять, а в этом году – целых шесть?

– Все потому, что биатлон изменился. И большая проблема России в том, что она не желает это понимать, постоянно сравнивая нынешние времена с прежними. Раньше было несколько больших биатлонных стран, вкладывающих в биатлон серьезные деньги и получавших медальную отдачу. Сейчас таких стран на порядок больше, и конкуренция в биатлоне несоизмеримо выше, чем в тех же лыжных гонках. Великолепные лыжи, патроны, мозги, методики теперь есть и у маленьких федераций. Поэтому когда я слышу: "Сочи! Сочи!" – я думаю: да, медали здесь очень важны. Но не менее важно после Олимпиады побеждать и в Рупольдинге, и в Антерсельве, и в Контиолахти. Везде. А для этого необходимо выстроить систему поиска и подготовки талантов, ведь сегодня в России нет суперзвезд, а есть только сильная команда. Одними деньгами эту проблему не решить. А другого пути нет.

– Российский биатлон движется вверх или вниз?

– Конечно, вверх! Те, кто утверждает обратное, – глупцы. Всегда можно найти что-то плохое, но зачем при этом отвергать хорошее? России не хватает большого результата, олимпийского успеха. Это верно. Однако если Прохоров продолжит заниматься биатлоном, результат будет. Он и Кущенко пришли в биатлон из другого вида спорта. И столкнулись с известной российской спецификой: множеством советов с разных сторон. Всем нужен результат, все боятся не оправдать сочинских ожиданий. А надо всего лишь продолжать планомерную работу. Настоящее значение Сочи – не в медалях, а в том толчке, который эти Игры дадут российскому спорту. Таком же, какой дал немецкому футболу чемпионат мира 2006 года.

Источник: Спорт-Экспресс