Меня не слышат. Россию не слышат

Бывший президент Всероссийской федерации легкой атлетики Валентин Балахничев подробно рассказал Владимиру Гескину из "Спортфакта" подробности антидопингового скандала в легкой атлетике:

Ни одного звонка из ВФЛА

— Давайте начнем с недавней внеочередной отчетно-выборной конференции Всероссийской федерации легкой атлетики. Знакомы ли вы с новым президентом — Дмитрием Шляхтиным?

— Да, с тех времен, когда он возглавлял "большой" ЦСКА. Мы тогда вместе решали некоторые вопросы, связанные как с развитием легкой атлетики в армейской среде, так и с использованием манежа ЦСКА. Там мы проводили "Русскую зиму", чемпионаты России. Фактически это лучший легкоатлетический манеж страны, и мы эксплуатировали его по максимуму. Там же, в ЦСКА, проходила подготовка сборной команды до того как был построен манеж в Новогорске. Кстати, по моему проекту.

— И какого вы о Шляхтине мнения?

— У меня о нем сложилось очень приятное впечатление — с некоторой поправкой на то, что он в те годы в силу своих служебных, армейских обязанностей был порой ограничен в принятии решений.

— Почему выбор пал именно на Шляхтина? Что это — случайность, как хотят представить некоторые? Мол, посмотрели вокруг — и ткнули пальцем.

— Речь идет о самом участии наших легкоатлетов в Олимпиаде, и выбор — уверен, вполне осознанно — был сделан в пользу человека, который обладает необходимыми качествами для решения задачи, поставленной Всемирным антидопинговым агентством и Международной федерацией легкой атлетики. Шляхтин совершенно независим от всего, с чем международный спорт и российская легкая атлетика столкнулись в последние годы, и это большой плюс. Кроме того, очевидно, что наша совершенно новая легкоатлетическая администрация жестко подчиняется Министерству спорта. Шляхтин может реализовывать его требования более жестко и в более организованной форме.

— Правильно ли было менять всех членов исполкома ВФЛА?

— Это было одно из требований — для нас, безусловно, жесткое. Потому что пришли совершенно новые люди, которые прежде были связаны лишь с отдельными задачами развития легкой атлетики — в своих регионах, в школах. Необходимого опыта у них нет, но сейчас не до жиру. Приходится выполнять. Потому что главная задача – допуск сборной к Олимпийским играм.

— Правда ли, что с тех пор как 17 февраля прошлого года вы подали в отставку с поста президента ВФЛА, никаких контактов с представителями нашей федерации у вас не было?

— Никаких контактов, никаких разговоров. Последний контакт — скажем так, визуальный — был на чемпионате мира в Пекине. И ни одного звонка.

— То есть, вообще ни от кого?

— Меня это, не скрою, удивило, потому что этих людей я когда-то сам и пригласил. Михаил Бутов (генсек ВФЛА) вообще "пришел с улицы". Он маркетолог, никакого отношения к легкой атлетике прежде не имел. Я не собирался влиять на политику ВФЛА, плести закулисные интриги. Но, конечно, хотел бы, чтобы ко мне относились с большим уважением.

Кстати, когда осенью прошлого года в Москве проходила первая Российская легкоатлетическая конвенция, на голосование был поставлен вопрос о моем присутствии на заключительном банкете. Понимаете, даже не об участии в работе конвенции, а о присутствии на банкете. Так вот руководство ВФЛА высказалось резко против. Обмануло людей, утверждая, что, мол, это мнение IAAF.

— В ВФЛА были настолько уверены в вашей категорической виновности? Или, может, хотели таким вот образом самих себя защитить?

— Я не хочу рассуждать об их деловых или моральных качествах. Скажу лишь, что, по моему мнению, и на них частично лежит вина за то, что по отношению к нашей федерации в итоге были приняты столь жесткие санкции. Нельзя было покорно соглашаться со всем тем, в чем ВФЛА обвиняли. Надо было бороться, отстаивать свою позицию.

— А с кем-то из руководства Министерства спорта вы после своей отставки встречались?

— Встречался.

— То есть, они не испугались?

— Нет. Ни заместители Виталия Мутко, ни сам он. У них возникали вопросы в связи с происходившими событиями, которые требовали объяснения. Я объяснял. И ко мне не было такого негативного отношения.

Философия спорта себя изжила

— Как известно, все началось с фильма немецкой телекомпании ARD, показанного в эфире в конце 2014 года.

— Повторю то, что говорил множество раз. Этот фильм нарушает все нормы и законы как Германии, так и Российской Федерации. Тем не менее его постоянно цитируют, в том числе и в докладе ВАДА, как будто он является истиной в последней инстанции. И никого не волнует, что мы подали в Басманный суд иск против создателя фильма Хайо Заппельта — и выиграли дело.

— Если честно, не понимаю, какой смысл был подавать иск в России.

— Еще когда у меня были полномочия, до 17 февраля, я предлагал обратиться в германский суд, где съемка скрытой камерой без разрешения снимаемого лица является нарушением его частной жизни и уголовно преследуется. Люди могли бы получить серьезные наказания. Но это не было предпринято. Должен признаться: мы поначалу не придали должного значения этому фильму, который и сегодня используют как основное доказательство нашей вины.

— Во второй части доклада ВАДА отмечается: съемки сделаны незаконно и официальным доказательством являться не могут.

— Какая разница, если в том же докладе о них постоянно идет речь?

Вообще, мне кажется, мы столкнулись в спорте с псевдоправом. В качестве судей выступают комиссии общественных организаций, которые, конечно же, привлекают туда и юристов, но при этом не используют судебную практику, юридические законы. К примеру, мое "дело" заслушивала комиссия IAAF по этике. Так, по ее логике, если два человека встретились в Москве, значит, они обязательно обсуждали какую-то коррупционную схему. Хотя никто не знает ни содержания разговоров, ничего… Однако для комиссии это являлось абсолютным доказательством. И так по всем пунктам. Возникали фантастические формулировки — примерно такие: "Если предположить, что происходило то-то и то-то, это позволяет утверждать, что имел место сговор". Ни одного конкретного факта не было приведено, который мог бы быть востребован реальным судом и явился бы настоящим доказательством. Одни слова.

На мой взгляд, философия современного спорта давно себя изжила. Раз теперь во главе угла коммерческие принципы, то, значит, спорт должен жить по коммерческим законам. И по уголовным законам. Но на деле все наоборот. Нынешний подход, который с недавних пор заведен в ВАДА, который сейчас тиражируется, освобождает спортсменов, злоупотреблявших допингом, от большей части ответственности. Как такое возможно? Представьте себе, что преступники, находящиеся в тюрьме, начнут судить своих судей. Это будет хаос! Но примерно такие схемы сейчас реализуются.

Если ты попался на приеме допинга, то у тебя могут отобрать деньги, призовые, тебе могут дать длительную дисквалификацию, даже пожизненный срок. Ничего страшного. Просто обвини своего тренера, что это он давал тебе допинг. Обвини своего мужа, а еще лучше — президента федерации. Свали все на них. Самое печальное, что мы не можем в этой ситуации защищаться, потому что веры тем, кто попался, больше, чем другим людям, которые всю жизнь посвятили легкой атлетике.

— Готовя свой доклад, глава специальной комиссии ВАДА Дик Паунд с вами контактировал?

— Нет, зачем ему со мной контактировать? Ни одной попытки встретиться со мной он не предпринял. Я давал показания дознавателю ВАДА и не был согласен ни с одним из обвинений. Комиссия использовала данные, взятые из прессы, наветы дисквалифицированных атлетов и непроверенные факты, содержавшиеся в фильме. Источников, которые не нуждаются в проверке и которые можно выдать за достоверные доказательства, увы, немало.

Со времен Древней Олимпии мало что поменялось

— Вся ваша карьера, которую вы тщательно выстраивали в течение десятилетий, в одночасье рухнула. Бессменный президент национальной федерации, которую вы когда-то и создали, член президентского совета по спорту, член исполкома ОКР, почетный казначей IAAF… Всех этих постов вас теперь лишили, а в мире легкой атлетики вы и вовсе стали изгоем.

— Карьера и впрямь была неплохая. Но из-за громкого скандала неожиданно подошла к концу.

— Считаете ли вы себя виновником этого скандала? И что считаете своей главной ошибкой?

— Я об этом постоянно размышляю. По всей видимости, главная ошибка была в том, что я пытался жить по тем законам, которые мне диктовали.

— Диктовали? Кто?

— Я же сказал, что, по моему мнению, философия спорта себя изжила. Взаимоотношения, существующие в спорте, тоже давно себя изжили. Федерации стали коммерческими организациями. Трудно сказать, где кончаются дружеские отношения, где начинаются коррупционные связи.

— И все-таки, что вы сделали неправильно?

— Я верил в то, что развитие легкой атлетики является главной составляющей деятельности IAAF, а на самом деле это не так. Внутри IAAF сталкиваются личные интересы членов совета, есть симпатии и антипатии, есть политика.

— Что вы изменили бы, если бы была такая возможность?

— Я бы вообще не баллотировался в совет IAAF, не провел бы там долгие годы. На самом деле пребывание в совете, кроме хороших суточных и виповских мест на трибуне, ничего мне не дало. Ни один из моих проектов, некоторые из которых я и сегодня считаю замечательными, не был воплощен в жизнь. Речь, к примеру, о так называемых ключевых индикаторах развития. Если бы мы смогли внедрить систему, которую для меня разработали (кстати, за мои же деньги) профессионалы, это позволило бы рационально расходовать средства, внести изменения в сфере финансирования и принимать адекватные решения. В общем, не тратить деньги зря.

— Вам не приходило в голову, что, заняв в IAAF кресло казначея, стоило оставить президентский пост в ВФЛА?

— Вообще-то это называется почетный казначей. На самом деле моя роль была невелика. Я формировал бюджет, стараясь сократить расходы и увеличить доходы, после чего докладывал об этом финансовой комиссии. Еще был доклад президенту и совету. На этом мои функции заканчивались. Денег как таковых я не видел, к ним не прикасался. Так что говорить о какой-то моей огромной власти на этом посту просто глупо.

— Паунд обвиняет вас в конфликте интересов. Дескать, недопустимо было занимать пост казначея и одновременно руководить национальной федерацией.

— Я не выделял деньги и не лоббировал выделение денег нашей федерации. Мои функции, как я уже сказал, были формальными. Поэтому должность и называлась почетной.

— А вообще, это правильно — столько лет, более двух десятилетий, возглавлять национальную федерацию?

— Наверное, неправильно. Потому что ты устаешь, начинаешь что-то упускать. Тебя окружают люди, которые себя уже исчерпали, а ты по инерции продолжаешь их поддерживать. Но самое паршивое — то, что, в принципе, я не видел преемника, своего преемника. Иначе, наверное, ушел бы раньше. Один из патриархов российского спорта сказал мне: твоя проблема в том, что ты задержался на этом посту, нужно было раньше уходить, тогда ничего не было бы, никаких обвинений в твой адрес. Ну что, он прав. Получается, я жертва международных политических разборок и собственных ошибок.

— Возвращаясь к IAAF. Мне всегда нравилось ваше предложение о переходе с 400-метровой дорожки на 300-метровую, что позволило бы проводить легкоатлетические соревнования на футбольных стадионах. Это придало бы вашему виду спорта новый импульс…

— В этом — весь консерватизм IAAF. Любые идеи воспринимались там на "ура", все аплодировали, но дело разговорами и заканчивалось.

— Новый президент IAAF Себастьян Коу заявил недавно, что средний возраст людей, интересующихся легкой атлетикой, — 55 лет. Это действительно так?

— Именно. Кто же будет интересоваться видом спорта, в котором со времен Древней Олимпии мало что поменялось? Одни и те же виды, одни и те же правила.

Я не придал биопаспортам значения

— Правда ли, что наши тренеры не сразу поняли, чем чревато появление биопаспортов?

— Не только тренеры. В ВФЛА очень долго не могли разобраться, что это такое. Честно скажу, я не придал этому значения. Есть биологические паспорта – ну и ладно. Их ввели, формально мы их признали — и успокоились.

Мне кажется, большой ошибкой IAAF было то, что суть биопаспортов толком никому не объяснили. Правила IAAF не раскрывали всей глубины вопроса. Но самое страшное даже не в этом. Сама IAAF не представляла, какими будут последствия, что может произойти и что со всем этим делать.

Нас сейчас обвиняют в том, что на сообщения об абнормальных показателях крови российских спортсменов мы реагировали с большой задержкой. Да потому что были не в теме. Приходит сообщение: твой лидер попался на биопаспорте. Первая реакция – шок, а вторая – как такое может быть? Возникало естественное желание как можно дольше протянуть с принятием мер, чтобы разобраться.

А разобрались по-настоящему лишь в 2013 году, когда я получил статью, автором которой, если не ошибаюсь, был Марсель Сажи из лаборатории в Лозанне, и дал ее тренерам, тем ученым и педагогам, которые нас окружали. Потому что сами по себе правила, повторю, не раскрывали сути вопроса.

Меня, не скрою, удивила позиция ВАДА: в отчете независимой комиссии утверждается, что информацию о нарушениях в биологических паспортах за прежние годы, причем у всех спортсменов, сейчас нельзя использовать. Но почему? Подозреваю, что, наверное, там упоминаются очень серьезные имена.

— До того, как эта программа появилась в IAAF, она успешно работала в велосипедной федерации. В чем же для нашей и других федераций была загвоздка?

— У велосипедистов, как и в лыжном спорте, и в биатлоне, все было несколько иначе. Программа называлась "Нон-старт": брали анализ крови, изучали уровень гемоглобина, и если он оказывался слишком высоким, то спортсмену на какой-то период времени, пока все не придет в норму, запрещалось стартовать. Если бы к великим западным спортсменам, которым в свое время сказали "нон-старт", можно было применить нынешние правила, получилось бы, что они должны быть дисквалифицированы.

— Несколько дней назад я общался по телефону со специалистом по антидопингу Сергеем Илюковым, живущим в Лахти. Рассказал, что у меня с вами предстоит встреча, и предложил ему задать вам вопрос. Вот что прислал Илюков: "Представьте, Валентин Васильевич, что у вас есть возможность вернуться в 2009 год на чемпионат России в Чебоксарах. Женщины бегут 800 метров, и шесть спортсменок преодолевать дистанцию быстрее двух минут. Ни в одной стране мира нет такой конкуренции на национальном уровне. Вы, будучи в свое время тренером сборной, понимаете, какими средствами достигаются эти результаты. А поскольку вы вернулись из нашего времени, то знаете, что восемь бегуний из первой чебоксарской десятки-2009 попались или подозреваются в использовании допинга. Скажите, что с учетом этого знания вы сделали бы иначе? Что изменили бы?"

— Вопрос длинный и подразумевает, что мы с допингом не боролись. Это не так. Боролись, конечно. Но вот вам одна история.

Перед чемпионатом мира-2010 в Дохе мы сняли прямо с самолета одну бегунью — потому что ее показатели крови были совершенно ужасными. Мотивировали это тем, что ее здоровье под угрозой. Так вот после этого спортсменка подала на нас в суд. Мы очень долго судились, три инстанции прошли — и в итоге выиграли, но это стоило нам колоссальных судебных издержек и волнений. И это только одна история.

Во всех интервью я постоянно упоминал о проблеме допинга, которая существует в российской легкой атлетике. Говорил о том же на тренерских конференциях. На одной из них некий специалист (я помню, кто это был) спросил: "Что же нам делать, если запрещено использование разного рода препаратов? Как мы будем бороться на международной арене?" Я ему ответил: "Выйдите на улицу, станьте к стенке, мы вас расстреляем".

Лично я выполнял свой долг аккуратно. Еще десять лет назад проводил предвыездной контроль, что тогда было новинкой. При этом мы полностью передавали IAAF всю информацию. Да, действительно, старались защитить своих атлетов, протягивая некоторые дела. Потому что у нас существовала мечта, не мечта, нет, скорее иллюзия, что мы можем кого-то вытащить. И мы долго судились по крупным именам, пусть и безрезультатно. Но, согласно своим должностным обязанностям, я делал все, что от меня было необходимо. Другое дело, я не мог спать с каждым спортсменом в отдельности, следить за его частной жизнью, хватать за руку его тренера. Это их дело, поэтому ответственность лежит на них. Только вот когда с ними что-то случалось, ответственными оказывались уже вся федерация и лично я.

— Тем не менее, результат известен: вы теперь официально член банды — не то четырех, не то пяти. Можно ли сказать, что вы как президент ВФЛА проиграли борьбу с допингом?

— Я не проиграл. Я по-прежнему участвую в этой войне. Но дело в том, что допинг – это всемирное зло, его нельзя победить в отдельно взятой стране. И эта мировая борьба должна быть основана на принципах баланса. Можно взять одну страну и закатать ее в асфальт, если накатить на нее как следует. И что это даст?

Вы в курсе, что недавно "Аль-Джазира" сняла фильм о допинге в США? Она учла все проблемы, которые возникли с легитимностью ленты ARD, и сняла нормальный фильм с огромным количеством свидетельств. Никакой реакции. Вернее, реакция была: мол, данные не совсем достоверные. В ВАДА глухо заметили: ну, будем разбираться. И никакого грандиозного скандала.

О Чегине теперь никто не вспоминает

— Что нам Америка, она далеко. Саранск куда ближе. Что вы можете сказать о Викторе Чегине, многие ученики которого, в том числе и самые знаменитые, попались на допинге?

— Больной вопрос. Саранский центр Чегина стал для ВАДА той ниточкой, за которую оно с удовольствием потянуло. Я самого начала утверждал, что добровольная отставка Виктора вызовет положительную реакцию, и многое не получит продолжения. К сожалению, он не сделал этого вовремя, чем очень сильно подставил свой же центр. Еще печальней то, что из-за этого была дискредитирована сама борьба с допингом в России.

В итоге Чегин написал заявление об уходе, и, как видите, сейчас никто о нем уже не вспоминает. Прошло буквально несколько месяцев — и тема исчерпана. Вообще-то, я думал, что когда сам уйду, тоже все закончится достаточно быстро. Но, видимо, удила были уже закушены настолько, что… Была найдена такая фигура — достаточно весомая, масштабная. С такой фигурой было приятно бороться.

— Можно ли сказать, что вы столкнулись с проблемой, попытались ее решить — и увязли?

— Увяз-то я в этой проблеме совершенно. Причем столкнулся с ней на первом же для России чемпионате мира — в Торонто-1993, когда Нарожиленко использовала допинг и попалась, выиграв 60 метров с барьерами. Получила четыре года дисквалификации, но через три года была восстановлена, потому что переехала жить в Швецию. Опять двойные стандарты! При смене гражданства отношение к Нарожиленко резко меняется, она становится белой и пушистой, выступает на Олимпиаде, выигрывает для Швеции золотую медаль, а через несколько месяцев, когда переходит в бобслей, ее дисквалифицируют — уже пожизненно — за использование анаболических стероидов. Поучительная история, свидетельствующая о многом.

— Теперь — о Шобуховой. Признаюсь, история про бегунью на марафонскую дистанцию, у которой, как утверждается в докладе Паунда, вымогали деньги, обещая, что она не будет дисквалифицирована, меня шокировала. Знаю вас много лет, и мне сложно поверить, что вы в этом принимали участие. Но доклад все детализирует — буквально по часам.

— По какой-то совершенно дурацкой причине все эти годы я пытался помогать спортсменам, которые просили о поддержке в том случае, если спонсоры или менеджеры не выплачивали им деньги. Так было и с Шобуховой. У нас в федерации скопилась большая кипа документов, связанных с ее расходами, с ее платежами. Причем она сама добровольно указала адрес федерации — для того чтобы все эти документы приходили к нам, а не в Белорецк, где она живет. Не знаю, какие были на то причины, совершенно далек от этого.

Обычно она сама отправляла документы. Насколько я помню тот случай, который мне теперь инкриминируют, ее тренеры попросили меня выступить в роли почтмейстера: мол, если я отправлю на такую-то почту такое-то послание, то человек — видимо, испугавшись моих должностей, — тут же выплатит полагающиеся Шобуховой деньги. Так, кстати, и произошло. В общем, послал по нужному адресу письмо, и на этом мои функции кончились. Причем, платежи шли не в мой адрес, а в адрес Шобуховой. То есть подозревать, что весь этот эпизод был для меня коммерчески интересным, по-моему, невозможно.

Вот вы сказали — "по часам". Действительно, комиссия Паунда вроде бы все выверила. Но почему-то не приняла во внимание, что, скажем, Мельников (экс-старший тренер сборной России по группе выносливости Алексей Мельников так же, как Балахничев, пожизненно отстранен от работы в легкой атлетике) был в Чебоксарах и предоставил по этому поводу все необходимые документы. Комиссия непреклонна: нет, это неправда, мы ему не верим. Мы верим Шобуховой — и только ей. Представляете, они верят спортсменке, которая долгие годы вместе со своим менеджером обманывала коллег! А с другой стороны, если мы вдруг встречаемся с кем-то из функционеров IAAF по поводу подготовки к чемпионату мира в Москве, то, значит, речь обязательно идет о коррупционной схеме. Причем мое присутствие на этой встрече обосновывается тем, что я этим делом заправлял.

— Судя по докладу ВАДА и нескольким интервью Шобуховой, Мельников – исчадие ада. Это действительно так?

— Вообще-то Мельников был близким другом семьи Шобуховых. Именно он помог спортсменке найти менеджера Баранова, во всем ее поддерживал. Я Мельникова знаю как работника федерации, ценного сотрудника. А сделать любого человека исчадием ада, как я теперь знаю на собственном печальном опыте, достаточно легко. Надо погромче заявить, что он и впрямь исчадие ада, и рассказать о нем какую-нибудь страшилку без всяких доказательств. Весь мир в это поверит.

Мир вообще готов верить в то, что мы такие злобные гризли, которые едят своих детей. Что мы пичкаем своих спортсменов допингом. Что высшие должностные лица государства занимаются тем же самым. Все доведено до абсурда.

— Вы сказали в одном из интервью, что, вероятно, обратитесь в высший спортивный арбитражный суд в Лозанне. А может, и не сделаете этого. Что вас смущает?

— То, что я уже прошел через две псевдоюридические комиссии. Обе не обратили никакого внимания на наши доводы, совершенно не уважают такой принцип как состязательность. Они игнорируют российскую точку зрения. Игнорируют российские институты — как судебные, так и институты власти. Как с ними бороться?

Аргументы тех, кто отговаривает меня от подачи иска в арбитраж, просты: в этом суде велико влияние англо-саксонской группы, а среди арбитров — руководитель комиссии IAAF по этике. Там, наконец, всегда было мощным давление ВАДА. А раз так, то суд, говорят мне, никогда не примет твою сторону. Нужны ли тебе новые унижения?

Поэтому я начал задумываться. Советуюсь с юристами. Ведь надо обязательно подавать. Если ты не подашь, то как бы признаешь собственную вину. Ничего я не признаю. Я считаю, что мы привели достаточно серьезные доводы. Просто они не были приняты во внимание.

Территория США практически закрыта для внезапных допинг-проверок

— Когда вы познакомились с бывшим президентом IAAF Ламине Диаком?

— В начале 2000-х.

— Что он за человек?

— Родился в Сенегале. Учился во Франции. Прыгал в длину.

На мой взгляд, Диак достаточно покладистый. Не могу сказать, что он какой-то деспот. Но он очень жестко всегда отстаивал свою точку зрения. Это человек, который выстроил в федерации определенный абсолютизм. Было маловато демократии.

— Он действительно был пауком, свившим преступную сеть?

— Понимаете, это, собственно, была не сеть, а группа людей, которые пытались установить в IAAF свои порядки. Это все-таки разные вещи. У всех было дикое желание во что бы то ни стало увеличить бюджет федерации. Примером служил футбол, а целью было – отбить как можно больше денег у МОК. Прежде получали 30 миллионов, а когда отхватили 40, все были жутко счастливы. Больше спонсоров, больше денег — вот парадигма действий Диака. В то же время, думаю, в этом отношении он вел себя так же, как президент любой другой федерации.

— А какова роль его сыновей, которых в докладе Паунда называют членами коррупционного круга?

— Халил вообще никакого отношения ни к чему не имел, редко появлялся в штаб-квартире IAAF.

— А другой сын, Папа Масата Диак?

— По-моему, он еще при Примо Небиоло был главным по маркетингу.

— Ламине Диак арестован во Франции и на допросах все валит на вас.

— На меня он навалил только историю с избранием президента Сенегала. Вроде бы я по его же просьбе нашел полтора миллиона евро для одного из кандидатов.

— Действительно нашли?

— Я не знаю, что вынудило Диака заявить такое. Но поймите, человеку 82 года. И он, конечно, в шоке от того, что оказался под арестом. Может, сказать это Диаку посоветовал его юрист, Хабиб Сиссе, который тоже проходит обвиняемым. Нет, я в такие игры не играю. Увольте.

— В докладе ВАДА утверждается, что руководитель медицинской и антидопинговой комиссии IAAF Габриэль Долле в соответствии с указанием Диака передавал этому самому Хабибу Сиссе списки тех российских спортсменов, которые пойманы на допинге, и тот сразу же с этими списками ехал к вам в Москву.

— Глупость. Никакой Хабиб Сиссе мне не был нужен, всю информацию я мог получить напрямую у Долле. И что, скажите мне, этот список мог изменить? С его помощью нельзя было предотвратить наказание, спрятать спортсмена. Разве что мы могли узнать, что через некоторое время произойдет еще одно несчастье, больше ничего.

— Нынешний скандал затронул, по большому счету, только Россию, хотя в докладе ВАДА упоминались Турция, Кения, Украина, Марокко с Испанией. Но, как заметил Паунд, предметом расследования была Россия, остальные — за скобками, не в компетенции комиссии. Как, по-вашему, события будут развиваться в дальнейшем? Смогут ли IAAF и ВАДА преодолеть нынешнюю ситуацию?

— Во-первых, думаю, надо найти в себе силы остановиться на какой-то период времени и осмыслить, что происходит, что сделано. Потому что есть спортсмены, которые нарушали антидопинговые правила. И есть функционеры, которые это также делали. И те, и другие уже наказаны — достаточно серьезно, как, например, я… Иногда эти обвинения безосновательны.

Во-вторых, если вы начали борьбу с допингом, ее нельзя вести на одной территории. Допинг распространился по всему миру, и необходимо разработать процедуры, которые можно будет применить — для всех, а не по отношению к одной стране, — при возникновении определенных обстоятельств.

В-третьих, надо, чтобы все страны были открыты для проверок, так же как на самом-то деле открыта Россия. А то ведь, насколько я знаю, между IAAF и ВАДА существует договор о том, что территория США практически закрыта для внезапных допинг-проверок, они там проходят не больше двух раз в год. Мол, за все, что там происходит, отвечает Антидопинговое агентство США (USADA), которое эффективно работает.

Ну, конечно же, у меня вызывает подозрение, когда одна страна выделена таким вот образом. Тем более что Лэнс Армстронг применял допинг, но поймала его не USADA, а ФБР. Мэрион Джонс тоже была поймана ФБР. Согласитесь, все это немного странно.